Черный маленький буксирчик с белой пеной за кормой козлов
Белый катер,
Белый катер,
Белый,
Белый катерок,
Катит катер,
Будто
Скатерть
Гладит белый утюжок.
А на мостике высоком,
Повернувшись к морю боком,
Небо гладит головой
Невысокий рулевой.
Невысокий,
Коренастый,
От загара медно-красный,
За компасом не следит
И на море не глядит, —
Будто нехотя
Штурвалом
Еле-еле шевелит.
Веет лёгкий ветерок,
Мчится белый катерок,
Над волною
За кормою
Синий стелется дымок.
* * *
Вот пронёсся мимо нас,
Словно взмыленный,
Баркас —
Просмолённый,
Задымлённый,
С белой пеной на губах.
Тот баркас рыболовецкий,
С той командой мировецкой:
Все — в огромных сапогах,
Трубки гнутые в зубах.
Трубки эти,
Как улитки,
Примостились в бородах.
Пронеслись они
Не глядя,
Только самый молодой
Помахал нам бородой.
* * *
Веет легкий ветерок,
Мчится дальше катерок,
А на курсе,
Словно суслик,
Встал голубенький дымок.
Постепенно он подрос,
Вроде
Лапками оброс,
И матрос вперёдсмотрящий
Крикнул:
— Датский лесовоз!
В Копенгаген-городок
Наши доски поволок!
На далеком горизонте,
Как верблюжие горбы,
Показались две трубы.
А потом дымок растаял —
Суслик, видимо, прилег
На трубу, как на пенек.
* * *
Рулевой — веселый малый —
Лесовозу вслед глядит,
Будто нехотя,
Штурвалом
Еле-еле шевелит.
Веет лёгкий ветерок,
Мчится дальше катерок,
Над волною
За кормою
Синий стелется дымок.
Подкрутив усохший ус,
На волне сидит арбуз.
Цело пузо
У арбуза,
На спине —
Бубновый туз:
Кто то, видимо, надрезал
И попробовал на вкус.
Вот сидит он на волне
С красной меткой на спине.
Посидит,
Потом качнётся,
На спину перевернётся —
В сонном море,
В тишине
Отдыхает на спине.
А прозрачная медуза
Постоит в тени арбуза,
Постоит и поплывёт —
Двух подружек позовёт.
Улыбнувшись,
Скажет просто:
— Я открыла новый остров,
Полосатый весь такой
С тёмно-красною
Прекрасною
Пещерой
Под водой!
* * *
Веет легкий ветерок,
Мчится дальше катерок.
Повстречался нам буксирчик,
Черный,
Словно уголёк.
На буксирчике усатом
В полотняном
Полосатом
Легком креслице таком —
Кок с огромным животом
Возле камбуза сидит,
Молча
Пальцами босыми
В полудреме шевелит.
А усатый флотский кот
Ест
Компот.
Съест компот —
И по канатам
Полосатым акробатом
Будет медленно ходить.
Мог бы стать он капитаном —
На кошачьем иностранном
Кот умеет говорить.
Ездил он за океан,
Повидал шестнадцать стран,
В двадцати шести морях
Кот стоял на якорях.
В Ливерпуле и в Марселе
Фоксы
Просто
Свирепели,
Чуть завидев у борта
Среднерусского кота.
Он в Стамбуле — по-турецки,
В Барселоне — по-испански,
В древнем Киле — по-немецки
Без акцента говорил.
Если даже по-кошачьи —
Это что-нибудь да значит,
Если даже он в Карачи
Речи все переводил.
За годами шли года
И состарили кота.
И состарившийся кот
Перешел в буксирный флот.
Кот седой,
Как морж — усатый,
Весь — в тельняшке полосатой,
Корабельный
Флотский кот
Представляет нынче важный,
Очень нужный
И отважный
Каботажный
Малый
Флот.
Кот нам лапой помахал,
Помахал,
Вдали пропал;
Чёрный
Маленький буксирчик
С белой пеной за кормой
Скрылся
В дымке
Голубой.
* * *
Веет лёгкий ветерок,
Мчится дальше катерок.
Просмолённая
Пирога
Показала чёрный бок.
Рулевой — весёлый малый —
Ахнул,
Сел,
Разинул рот:
На пироге,
Как в телеге,
Едет сонный бегемот.
По волнам,
Как по ухабам,
Неохватным баобабом
Едет
К русским берегам
Господин
Гиппопотам…
«Нет границ у океанов,
И у неба нет границ.
И у птиц —
У пеликанов,
Славок, пеночек, синиц —
Нет
И небыло границ.
Но в морях и океанах,
В дебрях,
На лесных полянах,
Но опушках
И в глуши —
Где за тыщу километров
не отыщешь ни души,
Где ни лис,
Ни медведей —
Есть
Границы
У людей», —
Вот что думал рулевой,
Небо гладя головой.
И ещё он по дороге
Думал:
«Как же на пироге
Бегемот —
Не мышь,
Не птиица —
пересечь сумел границы?!»
И ответ не находил.
Будто нехотя,
Штурвалом
Еле-еле поводил…
* * *
Солнце за море садится,
Машет рыжей головой.
В синем море по границе
Ходит важный часовой:
Темно-серый,
Аккуратный
Катерок сторожевой.
Пушка,
Будто бы игрушка,
На борту его стоит.
На корме — другая пушка,
Злая, тощая старушка,
На подружку
Не глядит:
Сгорбилась, как под дождём,
Под брезентовым плащом.
Злые, маленькие пушки,
Шеи вытянув, стоят,
Друг на дружку
Не глядят…
Если надо будет очень,
Чёрной ночью,
Белым днём
К пушкам
Выскочит
Наводчик,
К пулемётам —
Пулемётчик.
Море
Вспенится
Огнем…
Хорошо, когда лягушки
Тараторят без конца;
Хорошо, когда старушки
Соберутся у крыльца —
Повздыхают,
Поболтают,
Пусть —
Друг дружку побранят…
Горе людям,
Если пушки
На земле заговорят.
* * *
Солнце село на волну,
Золотой
Копной
Соломы
Медленно
Пошло ко дну.
Проплывает золотая
Туча
С выводком тучат.
Солнце в море утопает —
Лишь соломинки торчат.
* * *
Ночь…
Теперь пора прощаться,
«До свиданья!» говорить,
Зубы чистить,
Раздеваться,
Спать ложиться,
Свет гасить.
Под щеками кулаки —
Спят в баркасе рыбаки.
Трубки тоже не дымят,
Подогнув коленки, спят.
Датский лёгкий лесовозик,
Словно детский паровозик,
Где-то по морю бежит,
Еле слышная
Машина
Глубоко внутри дрожит.
Суслик светло-голубой
Спит, укрывшись за трубой.
Ярко светятся
Одни
Гокобортные огни!..
Возле острова Арбуза
Спят усталые медузы.
От медуз невдалеке,
На волне, как в гамаке,
Утомившимся матросом
Спит, посапывая носом,
Опустив намокший ус,
Пуза выпятив,
Арбуз…
Спит усатый,
Полосатый
Краснофлотский
Серый кот.
А во сне —
По Гибралтару
Рядом с повором идёт.
Кок — весёлый,
Молодой,
Седины в помине нету,
Только чубчик золотой
Из-под чёрной капитанки
Вьётся,
Будто
Завитой…
А вдали маяк мигает,
Будто кто на берегу
В спешке спички зажигает,
Сам же гасит на бегу.
Нету в мире моряка,
Что прошёл бы,
Не заметив,
Ночью
Мимо маяка.
Рулевой — веселый малый —
Правит прямо на маяк,
Сразу видно —
У штурвала
Очень правильный моряк…
И уже в кромешной мгле
Мы приблизились к земле.
Летний лёгкий ветерок
Овевает катерок,
Он уткнулся носом в берег
И прилег на правый бок.
И матрос вперёдсмотрящий,
И весёлый рулевой —
Спят в каюте носовой.
Только я один не сплю,
Я на мостике стою
И тихонько
Всем ребятам —
Малышам и октябрятам —
«До свиданья!»
Говорю.
Впереди —
Путь далек.
Отдыхает катерок.
© Сергей Козлов
Источник
Белый катер,
Белый катер,
Белый,
Белый катерок,
Катит катер,
Будто
Скатерть
Гладит белый утюжок.
А на мостике высоком,
Повернувшись к морю боком,
Небо гладит головой
Невысокий рулевой.
Невысокий,
Коренастый,
От загара медно-красный,
За компасом не следит
И на море не глядит, —
Будто нехотя
Штурвалом
Еле-еле шевелит.
Веет лёгкий ветерок,
Мчится белый катерок,
Над волною
За кормою
Синий стелется дымок.
* * *
Вот пронёсся мимо нас,
Словно взмыленный,
Баркас —
Просмолённый,
Задымлённый,
С белой пеной на губах.
Тот баркас рыболовецкий,
С той командой мировецкой:
Все — в огромных сапогах,
Трубки гнутые в зубах.
Трубки эти,
Как улитки,
Примостились в бородах.
Пронеслись они
Не глядя,
Только самый молодой
Помахал нам бородой.
* * *
Веет легкий ветерок,
Мчится дальше катерок,
А на курсе,
Словно суслик,
Встал голубенький дымок.
Постепенно он подрос,
Вроде
Лапками оброс,
И матрос вперёдсмотрящий
Крикнул:
— Датский лесовоз!
В Копенгаген-городок
Наши доски поволок!
На далеком горизонте,
Как верблюжие горбы,
Показались две трубы.
А потом дымок растаял —
Суслик, видимо, прилег
На трубу, как на пенек.
* * *
Рулевой — веселый малый —
Лесовозу вслед глядит,
Будто нехотя,
Штурвалом
Еле-еле шевелит.
Веет лёгкий ветерок,
Мчится дальше катерок,
Над волною
За кормою
Синий стелется дымок.
Подкрутив усохший ус,
На волне сидит арбуз.
Цело пузо
У арбуза,
На спине —
Бубновый туз:
Кто то, видимо, надрезал
И попробовал на вкус.
Вот сидит он на волне
С красной меткой на спине.
Посидит,
Потом качнётся,
На спину перевернётся —
В сонном море,
В тишине
Отдыхает на спине.
А прозрачная медуза
Постоит в тени арбуза,
Постоит и поплывёт —
Двух подружек позовёт.
Улыбнувшись,
Скажет просто:
— Я открыла новый остров,
Полосатый весь такой
С тёмно-красною
Прекрасною
Пещерой
Под водой!
* * *
Веет легкий ветерок,
Мчится дальше катерок.
Повстречался нам буксирчик,
Черный,
Словно уголёк.
На буксирчике усатом
В полотняном
Полосатом
Легком креслице таком —
Кок с огромным животом
Возле камбуза сидит,
Молча
Пальцами босыми
В полудреме шевелит.
А усатый флотский кот
Ест
Компот.
Съест компот —
И по канатам
Полосатым акробатом
Будет медленно ходить.
Мог бы стать он капитаном —
На кошачьем иностранном
Кот умеет говорить.
Ездил он за океан,
Повидал шестнадцать стран,
В двадцати шести морях
Кот стоял на якорях.
В Ливерпуле и в Марселе
Фоксы
Просто
Свирепели,
Чуть завидев у борта
Среднерусского кота.
Он в Стамбуле — по-турецки,
В Барселоне — по-испански,
В древнем Киле — по-немецки
Без акцента говорил.
Если даже по-кошачьи —
Это что-нибудь да значит,
Если даже он в Карачи
Речи все переводил.
За годами шли года
И состарили кота.
И состарившийся кот
Перешел в буксирный флот.
Кот седой,
Как морж — усатый,
Весь — в тельняшке полосатой,
Корабельный
Флотский кот
Представляет нынче важный,
Очень нужный
И отважный
Каботажный
Малый
Флот.
Кот нам лапой помахал,
Помахал,
Вдали пропал;
Чёрный
Маленький буксирчик
С белой пеной за кормой
Скрылся
В дымке
Голубой.
* * *
Веет лёгкий ветерок,
Мчится дальше катерок.
Просмолённая
Пирога
Показала чёрный бок.
Рулевой — весёлый малый —
Ахнул,
Сел,
Разинул рот:
На пироге,
Как в телеге,
Едет сонный бегемот.
По волнам,
Как по ухабам,
Неохватным баобабом
Едет
К русским берегам
Господин
Гиппопотам…
«Нет границ у океанов,
И у неба нет границ.
И у птиц —
У пеликанов,
Славок, пеночек, синиц —
Нет
И небыло границ.
Но в морях и океанах,
В дебрях,
На лесных полянах,
Но опушках
И в глуши —
Где за тыщу километров
не отыщешь ни души,
Где ни лис,
Ни медведей —
Есть
Границы
У людей», —
Вот что думал рулевой,
Небо гладя головой.
И ещё он по дороге
Думал:
«Как же на пироге
Бегемот —
Не мышь,
Не птиица —
пересечь сумел границы?!»
И ответ не находил.
Будто нехотя,
Штурвалом
Еле-еле поводил…
* * *
Солнце за море садится,
Машет рыжей головой.
В синем море по границе
Ходит важный часовой:
Темно-серый,
Аккуратный
Катерок сторожевой.
Пушка,
Будто бы игрушка,
На борту его стоит.
На корме — другая пушка,
Злая, тощая старушка,
На подружку
Не глядит:
Сгорбилась, как под дождём,
Под брезентовым плащом.
Злые, маленькие пушки,
Шеи вытянув, стоят,
Друг на дружку
Не глядят…
Если надо будет очень,
Чёрной ночью,
Белым днём
К пушкам
Выскочит
Наводчик,
К пулемётам —
Пулемётчик.
Море
Вспенится
Огнем…
Хорошо, когда лягушки
Тараторят без конца;
Хорошо, когда старушки
Соберутся у крыльца —
Повздыхают,
Поболтают,
Пусть —
Друг дружку побранят…
Горе людям,
Если пушки
На земле заговорят.
* * *
Солнце село на волну,
Золотой
Копной
Соломы
Медленно
Пошло ко дну.
Проплывает золотая
Туча
С выводком тучат.
Солнце в море утопает —
Лишь соломинки торчат.
* * *
Ночь…
Теперь пора прощаться,
«До свиданья!» говорить,
Зубы чистить,
Раздеваться,
Спать ложиться,
Свет гасить.
Под щеками кулаки —
Спят в баркасе рыбаки.
Трубки тоже не дымят,
Подогнув коленки, спят.
Датский лёгкий лесовозик,
Словно детский паровозик,
Где-то по морю бежит,
Еле слышная
Машина
Глубоко внутри дрожит.
Суслик светло-голубой
Спит, укрывшись за трубой.
Ярко светятся
Одни
Гокобортные огни!..
Возле острова Арбуза
Спят усталые медузы.
От медуз невдалеке,
На волне, как в гамаке,
Утомившимся матросом
Спит, посапывая носом,
Опустив намокший ус,
Пуза выпятив,
Арбуз…
Спит усатый,
Полосатый
Краснофлотский
Серый кот.
А во сне —
По Гибралтару
Рядом с повором идёт.
Кок — весёлый,
Молодой,
Седины в помине нету,
Только чубчик золотой
Из-под чёрной капитанки
Вьётся,
Будто
Завитой…
А вдали маяк мигает,
Будто кто на берегу
В спешке спички зажигает,
Сам же гасит на бегу.
Нету в мире моряка,
Что прошёл бы,
Не заметив,
Ночью
Мимо маяка.
Рулевой — веселый малый —
Правит прямо на маяк,
Сразу видно —
У штурвала
Очень правильный моряк…
И уже в кромешной мгле
Мы приблизились к земле.
Летний лёгкий ветерок
Овевает катерок,
Он уткнулся носом в берег
И прилег на правый бок.
И матрос вперёдсмотрящий,
И весёлый рулевой —
Спят в каюте носовой.
Только я один не сплю,
Я на мостике стою
И тихонько
Всем ребятам —
Малышам и октябрятам —
«До свиданья!»
Говорю.
Впереди —
Путь далек.
Отдыхает катерок.
Источник
Белый катер,
Белый катер,
Белый,
Белый катерок,
Катит катер,
Будто
Скатерть
Гладит белый утюжок.
А на мостике высоком,
Повернувшись к морю боком,
Небо гладит головой
Невысокий рулевой.
Невысокий,
Коренастый,
От загара медно-красный,
За компасом не следит
И на море не глядит, —
Будто нехотя
Штурвалом
Еле-еле шевелит.
Веет лёгкий ветерок,
Мчится белый катерок,
Над волною
За кормою
Синий стелется дымок.
* * *
Вот пронёсся мимо нас,
Словно взмыленный,
Баркас —
Просмолённый,
Задымлённый,
С белой пеной на губах.
Тот баркас рыболовецкий,
С той командой мировецкой:
Все — в огромных сапогах,
Трубки гнутые в зубах.
Трубки эти,
Как улитки,
Примостились в бородах.
Пронеслись они
Не глядя,
Только самый молодой
Помахал нам бородой.
* * *
Веет легкий ветерок,
Мчится дальше катерок,
А на курсе,
Словно суслик,
Встал голубенький дымок.
Постепенно он подрос,
Вроде
Лапками оброс,
И матрос вперёдсмотрящий
Крикнул:
— Датский лесовоз!
В Копенгаген-городок
Наши доски поволок!
На далеком горизонте,
Как верблюжие горбы,
Показались две трубы.
А потом дымок растаял —
Суслик, видимо, прилег
На трубу, как на пенек.
* * *
Рулевой — веселый малый —
Лесовозу вслед глядит,
Будто нехотя,
Штурвалом
Еле-еле шевелит.
Веет лёгкий ветерок,
Мчится дальше катерок,
Над волною
За кормою
Синий стелется дымок.
Подкрутив усохший ус,
На волне сидит арбуз.
Цело пузо
У арбуза,
На спине —
Бубновый туз:
Кто то, видимо, надрезал
И попробовал на вкус.
Вот сидит он на волне
С красной меткой на спине.
Посидит,
Потом качнётся,
На спину перевернётся —
В сонном море,
В тишине
Отдыхает на спине.
А прозрачная медуза
Постоит в тени арбуза,
Постоит и поплывёт —
Двух подружек позовёт.
Улыбнувшись,
Скажет просто:
— Я открыла новый остров,
Полосатый весь такой
С тёмно-красною
Прекрасною
Пещерой
Под водой!
* * *
Веет легкий ветерок,
Мчится дальше катерок.
Повстречался нам буксирчик,
Черный,
Словно уголёк.
На буксирчике усатом
В полотняном
Полосатом
Легком креслице таком —
Кок с огромным животом
Возле камбуза сидит,
Молча
Пальцами босыми
В полудреме шевелит.
А усатый флотский кот
Ест
Компот.
Съест компот —
И по канатам
Полосатым акробатом
Будет медленно ходить.
Мог бы стать он капитаном —
На кошачьем иностранном
Кот умеет говорить.
Ездил он за океан,
Повидал шестнадцать стран,
В двадцати шести морях
Кот стоял на якорях.
В Ливерпуле и в Марселе
Фоксы
Просто
Свирепели,
Чуть завидев у борта
Среднерусского кота.
Он в Стамбуле — по-турецки,
В Барселоне — по-испански,
В древнем Киле — по-немецки
Без акцента говорил.
Если даже по-кошачьи —
Это что-нибудь да значит,
Если даже он в Карачи
Речи все переводил.
За годами шли года
И состарили кота.
И состарившийся кот
Перешел в буксирный флот.
Кот седой,
Как морж — усатый,
Весь — в тельняшке полосатой,
Корабельный
Флотский кот
Представляет нынче важный,
Очень нужный
И отважный
Каботажный
Малый
Флот.
Кот нам лапой помахал,
Помахал,
Вдали пропал;
Чёрный
Маленький буксирчик
С белой пеной за кормой
Скрылся
В дымке
Голубой.
* * *
Веет лёгкий ветерок,
Мчится дальше катерок.
Просмолённая
Пирога
Показала чёрный бок.
Рулевой — весёлый малый —
Ахнул,
Сел,
Разинул рот:
На пироге,
Как в телеге,
Едет сонный бегемот.
По волнам,
Как по ухабам,
Неохватным баобабом
Едет
К русским берегам
Господин
Гиппопотам…
«Нет границ у океанов,
И у неба нет границ.
И у птиц —
У пеликанов,
Славок, пеночек, синиц —
Нет
И небыло границ.
Но в морях и океанах,
В дебрях,
На лесных полянах,
Но опушках
И в глуши —
Где за тыщу километров
не отыщешь ни души,
Где ни лис,
Ни медведей —
Есть
Границы
У людей», —
Вот что думал рулевой,
Небо гладя головой.
И ещё он по дороге
Думал:
«Как же на пироге
Бегемот —
Не мышь,
Не птиица —
пересечь сумел границы?!»
И ответ не находил.
Будто нехотя,
Штурвалом
Еле-еле поводил…
* * *
Солнце за море садится,
Машет рыжей головой.
В синем море по границе
Ходит важный часовой:
Темно-серый,
Аккуратный
Катерок сторожевой.
Пушка,
Будто бы игрушка,
На борту его стоит.
На корме — другая пушка,
Злая, тощая старушка,
На подружку
Не глядит:
Сгорбилась, как под дождём,
Под брезентовым плащом.
Злые, маленькие пушки,
Шеи вытянув, стоят,
Друг на дружку
Не глядят…
Если надо будет очень,
Чёрной ночью,
Белым днём
К пушкам
Выскочит
Наводчик,
К пулемётам —
Пулемётчик.
Море
Вспенится
Огнем…
Хорошо, когда лягушки
Тараторят без конца;
Хорошо, когда старушки
Соберутся у крыльца —
Повздыхают,
Поболтают,
Пусть —
Друг дружку побранят…
Горе людям,
Если пушки
На земле заговорят.
* * *
Солнце село на волну,
Золотой
Копной
Соломы
Медленно
Пошло ко дну.
Проплывает золотая
Туча
С выводком тучат.
Солнце в море утопает —
Лишь соломинки торчат.
* * *
Ночь…
Теперь пора прощаться,
«До свиданья!» говорить,
Зубы чистить,
Раздеваться,
Спать ложиться,
Свет гасить.
Под щеками кулаки —
Спят в баркасе рыбаки.
Трубки тоже не дымят,
Подогнув коленки, спят.
Датский лёгкий лесовозик,
Словно детский паровозик,
Где-то по морю бежит,
Еле слышная
Машина
Глубоко внутри дрожит.
Суслик светло-голубой
Спит, укрывшись за трубой.
Ярко светятся
Одни
Гокобортные огни!..
Возле острова Арбуза
Спят усталые медузы.
От медуз невдалеке,
На волне, как в гамаке,
Утомившимся матросом
Спит, посапывая носом,
Опустив намокший ус,
Пуза выпятив,
Арбуз…
Спит усатый,
Полосатый
Краснофлотский
Серый кот.
А во сне —
По Гибралтару
Рядом с повором идёт.
Кок — весёлый,
Молодой,
Седины в помине нету,
Только чубчик золотой
Из-под чёрной капитанки
Вьётся,
Будто
Завитой…
А вдали маяк мигает,
Будто кто на берегу
В спешке спички зажигает,
Сам же гасит на бегу.
Нету в мире моряка,
Что прошёл бы,
Не заметив,
Ночью
Мимо маяка.
Рулевой — веселый малый —
Правит прямо на маяк,
Сразу видно —
У штурвала
Очень правильный моряк…
И уже в кромешной мгле
Мы приблизились к земле.
Летний лёгкий ветерок
Овевает катерок,
Он уткнулся носом в берег
И прилег на правый бок.
И матрос вперёдсмотрящий,
И весёлый рулевой —
Спят в каюте носовой.
Только я один не сплю,
Я на мостике стою
И тихонько
Всем ребятам —
Малышам и октябрятам —
«До свиданья!»
Говорю.
Впереди —
Путь далек.
Отдыхает катерок.
Предыдущий стих – Такахама Кёси — Ветвь дикой розы Следующий стих – Валерий Брюсов — Всем
Источник
Литературный журнал “Ритмы вселенной”
Владимир Маяковский фигура в русской литературе неоднозначная. Его либо любят, либо ненавидят. Основой ненависти обычно служит поздняя лирика поэта, где он воспевал советскую власть и пропагандировал социализм. Но со стороны обывателя, не жившего в ту эпоху и потока времени, который бесследно унёс многие свидетельства того времени, рассуждать легко.
Маяковский мог бы не принять советскую власть и эмигрировать, как это сделали многие его коллеги, но он остался в России до конца. Конец поэта печальный, но он оставался верен своим принципам, хотя в последние годы даже у него проскальзывают нотки недовольства положением вещей.
То, что начнет твориться в советской России после 30-х годов, поэт уже не увидит.
Стихотворение «Хорошее отношение к лошадям» было написано в 1918 году. Это время, когда ещё молодой Маяковский с восторгом принимает происходящие в стране перемены и без капли сожаления прощается со своей богемной жизнью, которую вёл ещё несколько лет назад.
Кобыла по имени “Барокко”. Фото 1910 года.
Большой поэт отличается от малого не умением хорошо рифмовать или мастерски находить метафоры, и уж точно не количеством публикаций в газетах и журналах. Большой поэт всегда берётся за сложные темы, которые раскрывает в своей поэзии – это даётся далеко не каждому, кто умеет писать стихи. Большой поэт видит не просто голод, разруху, когда люди видят голод и разруху. Он видит не роскошь и сытую жизнь, когда люди видят роскошь и сытую жизнь – подмечает те детали, мимо которых простой обыватель пройдёт мимо и не заметит ничего.
А Маяковский всю жизнь презирал мещанство и угодничество и очень хорошо подмечал тонкости своего времени.
О самой поэзии он выскажется так:
Поэзия — вся! — езда в незнаемое.
Поэзия — та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради
тысячи тонн словесной руды.
В стихотворении (оно будет ниже) поэт напрямую обращается к животному. Но это обращение служит неким метафорическим мостом, который должен только усилить накал, происходящий в стихе и показать обычному обывателю всю нелепость и жестокость ситуации. Случаи жестокого обращения с лошадьми были часты в это время. Животных мучали до последнего, пока те действительно не падали замертво прямо на дорогах и площадях. И никто этого не пресекал. Это считалось нормой.
Животное же не человек…
Извозчики времён Маяковского.
Предлагаем вашему вниманию стихотворение «Хорошее отношение к лошадям», за которое по праву можно дать премию мира. Кстати, нобелевку в 2020 году получила американская поэтесса Луиза Глик. Аведь многие тексты Маяковского не хуже, и они то как раз о борьбе – борьбе за свободу и за равное существование на нашей планете.
Маяковский вдохновил множество хороших людей – именно поэтому его помнят и любят до сих пор.
Будь ты хоть человек, а хоть лошадка, которая отдаёт всю себя ради общей цели. Пусть поэт и обращается к лошади, но главную свою мысль он хочет довести до людей, которые стали слишком чёрствыми и жестокими.
Миру мир!
Хорошее отношение к лошадям
Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные…
Улица опрокинулась,
течет по-своему…
Подошел и вижу —
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть,
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
И стоило жить, и работать стоило!
Лайк и подписка – лучшая награда для канала.
Источник