Я где слепые ищут корма во тьме
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки,—
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облачком пыли
Ходит рожь на холме;
Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, —
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня —
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?..
Этот месяц был страшен,
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за ним уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?
Нет, неправда. Задачи
Той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе
Даже мертвому — как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она — спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.
Мы — что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память —
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава —
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам — все это, живые.
Нам — отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, —
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.
Это грозное право
Нам навеки дано, —
И за нами оно —
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Вам привычно и ясно,
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была, несомненно,
Та последняя пядь
На дороге военной.
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить.
Та черта глубины,
За которой вставало
Из-за вашей спины
Пламя кузниц Урала.
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы,
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже!
Может быть… Да исполнится
Слово клятвы святой! —
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг, —
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на воине
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне.
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос ваш мыслимый.
Братья, в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, —
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За Советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот еще под Москвой.
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?
В городах миллионных,
В селах, дома в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли. чужая,
Вся в цветах иль в снегу…
Я вам жизнь завещаю, —
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать — горделиво,
Не клонясь головой,
Ликовать — не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, счастье свое —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
1946 г.
Источник
Òâàðäîâñêèé
ß óáèò ïîäî Ðæåâîì,
 áåçûìåííîì áîëîòå,
 ïÿòîé ðîòå, íà ëåâîì,
Ïðè æåñòîêîì íàëåòå.
ß íå ñëûøàë ðàçðûâà,
ß íå âèäåë òîé âñïûøêè,
Òî÷íî â ïðîïàñòü ñ îáðûâà
È íè äíà íè ïîêðûøêè.
È âî âñåì ýòîì ìèðå,
Äî êîíöà åãî äíåé,
Íè ïåòëè÷êè, íè ëû÷êè
Ñ ãèìíàñòåðêè ìîåé.
ß ãäå êîðíè ñëåïûå
Èùóò êîðìà âî òüìå;
ß ãäå ñ îáëà÷êîì ïûëè
Õîäèò ðîæü íà õîëìå;
ß ãäå êðèê ïåòóøèíûé
Íà çàðå ïî ðîñå;
ß ãäå âàøè ìàøèíû
Âîçäóõ ðâóò íà øîññå;
Ãäå òðàâèíêó ê òðàâèíêå
Ðå÷êà òðàâû ïðÿäåò,
Òàì, êóäà íà ïîìèíêè
Äàæå ìàòü íå ïðèäåò.
«Æäè ìåíÿ»
Æäè ìåíÿ, è ÿ âåðíóñü.
Òîëüêî î÷åíü æäè,
Æäè, êîãäà íàâîäÿò ãðóñòü
Æåëòûå äîæäè,
Æäè, êîãäà ñíåãà ìåòóò,
Æäè, êîãäà æàðà,
Æäè, êîãäà äðóãèõ íå æäóò,
Ïîçàáûâ â÷åðà.
Æäè, êîãäà èç äàëüíèõ ìåñò
Ïèñåì íå ïðèäåò,
Æäè, êîãäà óæ íàäîåñò
Âñåì, êòî âìåñòå æäåò.
Ïóñòü ïîâåðÿò ñûí è ìàòü
 òî, ÷òî íåò ìåíÿ,
Ïóñòü äðóçüÿ óñòàíóò æäàòü,
Ñÿäóò ó îãíÿ,
Æäè ìåíÿ, è ÿ âåðíóñü,
Âñåì ñìåðòÿì íàçëî.
Êòî íå æäàë ìåíÿ, òîò ïóñòü
Ñêàæåò: – Ïîâåçëî.
Íå ïîíÿòü, íå æäàâøèì èì,
Êàê ñðåäè îãíÿ
Îæèäàíèåì ñâîèì
Òû ñïàñëà ìåíÿ.
Êàê ÿ âûæèë, áóäåì çíàòü
Òîëüêî ìû ñ òîáîé,-
Ïðîñòî òû óìåëà æäàòü,
Êàê íèêòî äðóãîé.
Êîíñòàíòèí Ñèìîíîâ, 1941
Ìèõàèë Èñàêîâñêèé
Âðàãè ñîæãëè ðîäíóþ õàòó
Âðàãè ñîæãëè ðîäíóþ õàòó,
Ñãóáèëè âñþ åãî ñåìüþ.
Êóäà æ òåïåðü èäòè ñîëäàòó,
Êîìó íåñòè ïå÷àëü ñâîþ?
Ïîøåë ñîëäàò â ãëóáîêîì ãîðå
Íà ïåðåêðåñòîê äâóõ äîðîã,
Íàøåë ñîëäàò â øèðîêîì ïîëå
Òðàâîé çàðîñøèé áóãîðîê.
Ñòîèò ñîëäàò è ñëîâíî êîìüÿ
Çàñòðÿëè â ãîðëå ó íåãî.
Ñêàçàë ñîëäàò: «Âñòðå÷àé, Ïðàñêîâüÿ,
Ãåðîÿ ìóæà ñâîåãî.
Ãîòîâü äëÿ ãîñòÿ óãîùåíüå,
Íàêðîé â èçáå øèðîêèé ñòîë,-
Ñâîé äåíü, ñâîé ïðàçäíèê âîçâðàùåíüÿ
Ê òåáå ÿ ïðàçäíîâàòü ïðèøåë
»
Íèêòî ñîëäàòó íå îòâåòèë,
Íèêòî åãî íå ïîâñòðå÷àë,
È òîëüêî òåïëûé ëåòíèé âåòåð
Òðàâó ìîãèëüíóþ êà÷àë.
Âçäîõíóë ñîëäàò, ðåìåíü ïîïðàâèë,
Ðàñêðûë ìåøîê ïîõîäíûé ñâîé,
Áóòûëêó ãîðüêóþ ïîñòàâèë
Íà ñåðûé êàìåíü ãðîáîâîé.
«Íå îñóæäàé ìåíÿ, Ïðàñêîâüÿ,
×òî ÿ ïðèøåë ê òåáå òàêîé:
Õîòåë ÿ âûïèòü çà çäîðîâüå,
À äîëæåí ïèòü çà óïîêîé.
Ñîéäóòñÿ âíîâü äðóçüÿ, ïîäðóæêè,
Íî íå ñîéòèñü âîâåêè íàì
»
È ïèë ñîëäàò èç ìåäíîé êðóæêè
Âèíî ñ ïå÷àëüþ ïîïîëàì.
Îí ïèë ñîëäàò, ñëóãà íàðîäà,
È ñ áîëüþ â ñåðäöå ãîâîðèë:
«ß øåë ê òåáå ÷åòûðå ãîäà,
ß òðè äåðæàâû ïîêîðèë
»
Õìåëåë ñîëäàò, ñëåçà êàòèëàñü,
Ñëåçà íåñáûâøèõñÿ íàäåæä,
È íà ãðóäè åãî ñâåòèëàñü
Ìåäàëü çà ãîðîä Áóäàïåøò.
Èîí Äåãåí
Ìîé òîâàðèù, â ñìåðòåëüíîé àãîíèè
Íå çîâè ïîíàïðàñíó äðóçåé.
Äàé-êà ëó÷øå ñîãðåþ ëàäîíè ÿ
Íàä äûìÿùåéñÿ êðîâüþ òâîåé.
Òû íå ïëà÷ü, íå ñòîíè òû, ìîé ìàëåíüêèé.
Òû íå ðàíåí, òû ïðîñòî óáèò.
Äàé-êà ëó÷øå ñíèìó ñ òåáÿ âàëåíêè.
Íàì åùå íàñòóïàòü ïðåäñòîèò.
ÂÈÍÎÊÓÐÎÂ
 ïîëÿõ çà Âèñëîé ñîííîé
Ëåæàò â çåìëå ñûðîé
Ñåðåæêà ñ Ìàëîé Áðîííîé
È Âèòüêà ñ Ìîõîâîé.
À ãäå-òî â ëþäíîì ìèðå
Êîòîðûé ãîä ïîäðÿä
Îäíè â ïóñòîé êâàðòèðå
Èõ ìàòåðè íå ñïÿò.
Ñâåò ëàìïû âîñïàëåííîé
Ïûëàåò íàä Ìîñêâîé
 îêíå íà Ìàëîé Áðîííîé,
 îêíå íà Ìîõîâîé.
Äðóçüÿì íå âñòàòü. Â îêðóãå
Áåç íèõ èäåò êèíî.
Äåâ÷îíêè, èõ ïîäðóãè,
Âñå çàìóæåì äàâíî.
Ïûëàåò ñâîä áåçäîííûé,
È íî÷ü øóìèò ëèñòâîé
Íàä òèõîé Ìàëîé Áðîííîé,
Íàä òèõîé Ìîõîâîé.
ãàìëåò
Ìû èç ñòîëáîâ è òîëñòûõ ïåðåêëàäèí
Çà ñêëàäîì îáîðóäîâàëè çàë.
Òàì Ãàìëåòà èãðàë åôðåéòîð Äÿäèí
È â ìóêàõ ðóêè êâåðõó ïðîñòèðàë.
À â æèçíè, ïîìíþ, îòçûâàëñÿ ðîòíûé
Î íåì êàê î ñîçíàòåëüíîì áîéöå!
Îí áûë ñòåïåííûé, êðàñíîùåêèé, ïëîòíûé,
Ñî ìíîæåñòâîì âåñíóøåê íà ëèöå.
Áûâàëî, âûéäåò, ãîëîâîé ïîíèêíåò,
Êàê íàäî, ðóêè ñêîðáíî ñëîæèò, íî
Ëèøü òîëüêî «áûòü èëè íå áûòü?» âîñêëèêíåò,
Âñåì ïî÷åìó-òî äåëàëîñü ñìåøíî.
ß Ãàìëåòîâ íà ñöåíå âèäåë ìíîãèõ,
Èç òüìû êóëèñ âõîäèâøèõ â ñâåòëûé êðóã,-
Ïå÷àëüíûõ, ãðîìîãëàñíûõ, òîíêîíîãèõ
Ïðîìîëâÿò ñëîâî âñå ïðèòèõíåò âäðóã,
Ñåðäöà çàìðóò, è çàäðîæàò áèíîêëè
Ó òåõ è ñòðàñòü, è ñèëà, è èãðà!
Íî ñ íàøèì âìåñòå ìåðçëè ìû è ìîêëè
È çàïðîñòî ñèäåëè ó êîñòðà.
Îêóäæàâà
Äî ñâèäàíèÿ, ìàëü÷èêè
Àõ, âîéíà, ÷òî æ òû ñäåëàëà, ïîäëàÿ:
ñòàëè òèõèìè íàøè äâîðû,
íàøè ìàëü÷èêè ãîëîâû ïîäíÿëè –
ïîâçðîñëåëè îíè äî ïîðû,
íà ïîðîãå åäâà ïîìàÿ÷èëè
è óøëè, çà ñîëäàòîì – ñîëäàò…
Äî ñâèäàíèÿ, ìàëü÷èêè!
Ìàëü÷èêè,
ïîñòàðàéòåñü âåðíóòüñÿ íàçàä.
Àõ, âîéíà, ÷òî æ òû, ïîäëàÿ, ñäåëàëà:
âìåñòî ñâàäåá – ðàçëóêè è äûì,
íàøè äåâî÷êè ïëàòüèöà áåëûå
ðàçäàðèëè ñåñòðåíêàì ñâîèì.
Âàíøåíêèí
Àë¸øà
Áåëååò ëè â ïîëå ïîðîøà
Èëü ãóëêèå ëèâíè øóìÿò,
Ñòîèò íàä ãîðîþ Àë¸øà,
 Áîëãàðèè ðóññêèé ñîëäàò.
È ñåðäöó ïî-ïðåæíåìó ãîðüêî,
×òî ïîñëå ñâèíöîâîé ïóðãè
Èç êàìíÿ åãî ãèìíàñòåðêà,
Èç êàìíÿ åãî ñàïîãè
ÃÓÄÇÅÍÊÎ
Ìû íå îò ñòàðîñòè óìðåì…
Ìû íå îò ñòàðîñòè óìðåì,-
îò ñòàðûõ ðàí óìðåì.
Òàê ðàçëèâàé ïî êðóæêàì ðîì,
òðîôåéíûé ðûæèé ðîì!
 íåì ãîðå÷ü, õìåëü è àðîìàò
çàìîðñêîé ñòîðîíû.
Åãî ïðèíåñ ñþäà ñîëäàò,
âåðíóâøèéñÿ ñ âîéíû.
Ïåðåä àòàêîé
Êîãäà íà ñìåðòü èäóò ïîþò,
à ïåðåä ýòèì
ìîæíî ïëàêàòü.
Âåäü ñàìûé ñòðàøíûé ÷àñ â áîþ
÷àñ îæèäàíèÿ àòàêè.
Ñíåã ìèíàìè èçðûò âîêðóã
è ïî÷åðíåë îò ïûëè ìèííîé.
Ðàçðûâ
è óìèðàåò äðóã.
È çíà÷èò ñìåðòü ïðîõîäèò ìèìî.
Ñåé÷àñ íàñòàíåò ìîé ÷åðåä,
Çà ìíîé îäíèì
èäåò îõîòà.
Áóäü ïðîêëÿò
ñîðîê ïåðâûé ãîä
òû, âìåðçøàÿ â ñíåãà ïåõîòà.
Ìíå êàæåòñÿ, ÷òî ÿ ìàãíèò,
÷òî ÿ ïðèòÿãèâàþ ìèíû.
Ðàçðûâ
è ëåéòåíàíò õðèïèò.
È ñìåðòü îïÿòü ïðîõîäèò ìèìî.
1942
Äðóãèå ñòàòüè â ëèòåðàòóðíîì äíåâíèêå:
- 15.07.2020. èþëü
- 05.07.2020. âîéíà è ïîýçèÿ
Источник
На этой странице читайти стихи «Я убит подо Ржевом» русского поэта Александра Твардовского, написанные в 1945 году.
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней –
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я – где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я – где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я – где крик петушиный
На заре по росе;
Я – где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где – травинку к травинке –
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня –
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю –
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, – как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она –
Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы – что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память –
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава –
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам – отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье –
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно –
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, –
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить…
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть… Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, –
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот – еще под Москвой…
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома – в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу…
Я вам жить завещаю –
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать – горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать – не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, – счастье свое, –
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
Александр Твардовский. Стихотворения.
Россия – Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Другие стихи Александра Твардовского
» Станция Починок
За недолгий жизни срок,
Человек бывалый,
По стране своей дорог
Сделал я немало….
» Ты откуда эту песню…
Перевозчик-водогребщик,
Парень молодой,
Перевези меня на ту сторону,
Сторону домой……
» У Днепра
Я свежо доныне помню
Встречу первую с Днепром,
Детской жизни день огромный
Переправу и паром….
» У славной могилы
Нам памятна каждая пядь
И каждая наша примета
Земли, где пришлось отступать
В пыли сорок первого лета….
» Чкалов
Изо всех больших имен геройских,
Что известны нам наперечет,
Как-то по-особому, по-свойски,
Это имя называл народ….
» Я знаю, никакой моей вины…
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,…
» Я иду и радуюсь. Легко мне…
Я иду и радуюсь. Легко мне.
Дождь прошел. Блестит зеленый луг.
Я тебя не знаю и не помню,
Мой товарищ, мой безвестный друг….
Александр Твардовский
Источник
Тёма Ковпак
Профи
(876)
5 лет назад
«Я убит подо Ржевом» Александр Твардовский
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней —
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где — травинку к травинке —
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Непросветлённый Дао
Мудрец
(18497)
5 лет назад
Везёт
на фронт
мальчика
товарищ военный врач.
Мама моя,
мамочка,
не гладь меня,
не плачь!
На мне военная форма –
не гладь меня при других!
На мне военная форма,
на мне
твои сапоги.
Не плачь!
Мне уже двенадцать,
я взрослый
почти…
Двоятся,
двоятся,
двоятся
рельсовые пути.
В кармане моём документы –
печать войсковая строга.
В кармане моём документы,
по которым
я – сын полка.
Прославленного,
гвардейского,
проверенного в огне.
Я еду на фронт.
Я надеюсь,
что браунинг выдадут мне.
Что я в атаке
не струшу,
что время моё пришло…
Завидев меня,
старухи
охают тяжело:
«Сыночек…
Солдатик маленький…
Вот ведь
настали дни…»
Мама моя,
мамочка!
Скорей им всё объясни!
Скажи,
чего это ради
они надо мной ревут?
Зачем
они меня гладят?
Зачем сыночком
зовут?
И что-то шепчут невнятно,
и тёмный суют калач…
Россия моя,
не надо!
Не гладь меня!
И не плачь!
Не гладь меня!
Я просто
будущий сын полка.
И никакого геройства
я не совершил
пока!
И даже тебе не ясно,
что у меня впереди…
Двоятся,
двоятся,
двоятся
рельсовые пути.
Поезд идёт размеренно,
раскачиваясь нелепо, –
длинный
и очень медленный
как очередь
за хлебом…
Источник: Прислал читатель
В РИМЕ Скажи мне,
что ты меня
любишь…
Чуть живы
дотошные люди.
Мы рано встаём,
озабоченно-неисправимы,
как будто
сдаём
историю
древнего
Рима.
Ворочаем
тёмные камни
его Колизея,
на прочее
проникновенно глазея.
Листаем
все площади Рима,
все улицы…
Устали
от этой возвышенной
участи.
Мы сами
старинны.
Мы всех Колизеев
старинней.
Мы –
в Риме.
Но я вам сейчас –
не о Риме…
Мы рано встаём,
и заботами
каждый
напичкан.
Живём,
будто сами
учебники пишем.
Где ветер
кочевий
врывается
в отблеск надежды…
Мы пишем
учебник.
Готовьте шпаргалки,
студенты!
А лучше поспорьте
с любою страницей,
как с догмой.
Ведь вам это
после
продолжить.
Навечно продолжить!..
Пусть учатся
колкие люди,
идущие
следом,
всем улицам,
всем громыханьем
и лепетам.
Востокам и западам,
молчаниям
и мгновеньям.
Всем заповедям верности вдохновенью.
Пусть учатся ливням
и детскому
крику…
Мы –
в Риме.
Мы бродим по Риму.
Мы в Риме.
Мы –
старые люди…
Соври мне,
что ты меня любишь.
Источник: Прислал читатель
Источник: Рождесвенский Р.
Алёша Дроздов
Профи
(588)
5 лет назад
Казалось, было холодно цветам,
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
и пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной,
что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.
Стих написан: 1943
Ушёл из жизни ветеран,
Но от обид, а не от ран,
Где та страна, в которой жил,
Что защищал, что он любил?
Он трудно жил при жизни той,
Ему теперь: “Кто ты такой? “,
“Медали можно ведь купить! “,
Как он такое мог простить?
Другим путём идёт страна,
Ему подачка не нужна,
Дожил без денег до седин,
И обходился без машин.
А раны старые болят,
Он помнит лица тех ребят,
Что уходили на войну,
Не видя первую весну.
И вот уходят старики,
Подчас от боли и тоски,
Хотя есть внуки и семья,
Они – история твоя!
Диана Валиуллина
Знаток
(450)
5 лет назад
Р. Рождественский (поэма 210 шагов) “Встань, лейтенант! ” (Можно только отрывок)
Было училище… Форма на вырост,
Стрельбы с утра, строевая зазря…
Полугодичный ускоренный выпуск –
И на петлицах два кубаря…
Шел эшелон по протяжной России,
Шел на войну сквозь мельканье берез.
“Мы разобьем их! Мы их осилим!!
Мы им докажем!!! ” – гудел паровоз.
В тамбуре, маясь не стрелках звенящих,
Весь продуваемый сквозняком,
Он по дороге взрослел, этот мальчик –
Тонкая шея, уши торчком.
Только во сне, оккупировав полку,
В осатанелом табачном дыму
Он забывал обо всем ненадолго
И улыбался. Снилось ему
Что-то распахнутое и голубое –
Небо, а может, морская волна…
Танки. И сразу истошное: “К бою! “
Так они встретились – он и война.
Воздух наполнился гулом, гуденьем,
Мир был изломан, был искажен,
Это казалось ошибкой, виденьем,
Страшным, чудовищным миражом,
Только виденье не проходило…
Следом за танками, у моста,
Пыльные парни в серых мундирах
Шли и стреляли от живота.
Дыбились шпалы, насыпь качалась.
Кроме пожара не видно ни зги.
Будто бы это планета кончалась
Там, где сейчас наступали враги,
Будто б ее становилось все меньше…
Ежась от близких разрывов гранат,
Робкий, потерянный и онемевший
В грязном кювете лежал лейтенант…
Мальчик лежал посредине России,
Всех ее пашен, дорог и осин…
Что же ты, взводный? Докажем? Осилим?
Вот он – фашист. Докажи и осиль!
Вот он – фашист. Оголтело и мощно
Воет его знаменитая сталь.
Знаю, что это почти невозможно,
Знаю, что страшно, и все-таки, встань!
Встань, лейтенант! Слышишь, просят об этом,
Вновь возникая из небытия,
Дом твой, пронизанный солнечным светом,
Город, Отечество, Мама твоя!
“Встань, лейтенант! ” – заклинают просторы,
Горы и реки, снега и цветы,
Нежная просит девчонка, с которой
Так и не смог познакомиться ты!
Просит далекая средняя школа,
Ставшая госпиталем с сентября.
Встань! Чемпионы двора по футболу
Просят тебя, своего вратаря!
Просят деревни, пропахшие гарью,
Солнце, как колокол, в небе звенит,
Просит из будущего Гагарин!
Ты не поднимешься – он не взлетит!
Просят твои нерожденные дети,
Просит История… И тогда
Встал лейтенант и шагнул по планете,
Крикнув не по уставу: “Айда! “
Встал – и пошел на врага, как вслепую.
Сразу же сделалась влажной спина.
Встал лейтенант… и наткнулся на пулю,
Большую и твердую, как стена…
Вздрогнул он, будто от зимнего ветра…
Падал он медленно, как нараспев…
Падал он долго. Упал он мгновенно.
Он даже выстрелить не успел.
И для него наступила сплошная
И бесконечная тишина…
Чем этот бой завершился – не знаю.
Знаю, чем кончилась эта война.
Ждет он меня за чертой неизбежной.
Он мне мерещится ночью и днем:
Худенький мальчик, всего-то успевший
Встать под огнем
и шагнуть под огнем…
Источник