Причалы за кормой конец сеанса связи

Можно сколько угодно говорить про «отсталость» и «неэффективность» социализма. Но вот интересно – с чего это, как исчез СССР, так сразу во всем мире затормозился научно-технический прогресс; кроме электроники, все сводилось к мелким улучшениям. Что принципиально нового появилось в мире после 1990-го – сотовые телефоны и энергосберегающие лампочки?

А ведь мечтали когда-то – «…еще бродили экспедиции в болотах Венеры, пробивались ракеты сквозь бушующую атмосферу Юпитера, и не была составлена карта Сатурна – а к звездам уже шли корабли, чтобы поднять алый флаг единого коммунистического человечества на неведомых планетах. Начало двадцать первого – легендарное и восхитительное время». Мечты шестидесятых!

И журналы «Техника – молодежи», собираемые еще моим отцом с пятидесятых. Оптимизм, радость жизни, вера в лучшее завтра, в торжество науки – как все это все уменьшалось, сходило на нет уже к восьмидесятым. Но тогда, в начале, верили безудержно в торжество науки вообще и советской в частности. «Нам нет преград на море и на суше, нам не страшны ни льды ни облака» – это ведь было в умах, в это верили, этого ожидали! И написанные в тридцатые годы романы Беляева, умершего от голода в оккупированном фашистами Пушкине, в январе сорок второго. Был у него, кстати, и какой-то про «телеуправляемую» войну, как сто человек, нажимая на кнопки, управляют тысячами самолетов и танков – такие теории про «кнопочные» фабрики, города, армии были тогда чертовски популярны. Так что Котельников не сильно удивился, увидев наш центральный пост: именно так это было описано в том романе.

Ну, построило НКВД самую крупную подлодку в мире, лодку-гигант. Эскизные объекты подводных дредноутов в двадцать тысяч тонн составлялись еще в конце Первой мировой. А в Молотовске, когда закладывали перед войной линкоры проекта 23, один из них (кажется, «Советскую Белоруссию») перезаложили якобы из-за брака. А если на самом деле вместо линкора достроили подлодку размером почти с линкор?

Так что «Волк» вплыл в реальность предков, как айсберг в Гренландском море: с плеском и шумом, но не вызвав особого удивления. Ну подлодка, большая, внешне необычная – и что? По ведомству госбезопасности – так есть дивизии НКВД, почему не быть лодке?

Слухи, конечно, ходили. И «щукари», успевшие пообщаться с экипажем «Воронежа», а также видевшие подъем его флага, чесали языками – разумеется, под большим секретом и только лучшим корешам. Беды в этом большой не было: представляю шпионское донесение, «пьяный матрос в пивной хвастал, что к нам на помощь прибыли потомки из будущего» – ответом с большой вероятностью будет втык агенту с требованием пересылать проверенную и достоверную информацию, а не пьяный бред. Ну а байки – они и есть байки во все времена. Помните, у Твардовского:

Но кое-чего мы категорически предусмотреть не могли, ни я, человек в этом времени новый, ни Кириллов, пусть и опытный, но сухопутный. «Молодые» флоты, Северный и Тихоокеанский, сформированные всего-то в начале тридцатых, и десяти лет не будет, брали и кадры, и корабли с Балтфлота, который и сам в то время был стиснут до размеров Ленинграда и Кронштадта. А командир подводной лодки – профессия весьма специфическая, и все они в те годы обязательно знали друг друга, или хотя бы слышали такую фамилию, вращаясь в одной и той же среде, в одних и тех же местах. Черноморцы еще могли стоять особняком, но и то там тоже имелось достаточно знакомых. Короче, командиры-подводники в те годы были наподобие офицеров Императорского флота – все знали всех, или как минимум были наслышаны. И совершенно немыслимо, чтобы таким кораблем, как «Волк», командовал человек, никому не известный и никого не знающий из подводного братства.

Путь до командира лодки долог – незаметно его не пройдешь. В то же время на спеца из «бывших» я явно не подхожу по возрасту. А доверять новый и секретный корабль лицу без опыта и выучки – это полный маразм; идиотов в НКВД все ж не водилось.

Так что если вспомнить слухи и попробовать отнестись к ним серьезно. Что выйдет в сухом остатке?

– Вы понимаете, Виктор Николаевич, что эти сведения – особой государственной важности? И составляют строжайшую государственную тайну?

– А вы на что намекаете, товарищ старший майор? Что я с этими сведениями к немцам побегу?

– Да нет, Виктор Николаевич, но вот скажете вы какому-нибудь лучшему другу без всякого умысла, тот еще кому-то под большим секретом… И в итоге будет, как у Пушкина в «Капитанской дочке»:

«…никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями». Кстати, вы понимаете, что теперь ни в коем случае не должны будете попасть к немцам в плен живым? Так что простите, но подписку я с вас возьму по всей форме. И не надо мне говорить, как Федор Алексеевич, что нет у подводников плена! Только у меня аж двое их командиров сидят – этот Брода и еще радио с ТЩ-62, сдалась U-251 со всем экипажем, сейчас сюда ее на буксире волокут.

– А вы нас с фашистами не равняйте!

– Все мы люди-человеки, Виктор Николаевич. Броде этот, вон, уже на десять листов показаний наплел, все что знает и о чем не знает – а ведь к нему пока еще никаких мер воздействия не применяли. Вы представить можете, что будет, если про эту тайну узнают? И кстати, неизвестно еще, кто хуже – фрицы или наши заклятые союзнички. Михаил Петрович, раз Виктор Николаевич уже в посвященных, явочным порядком фильм ему покажите, который мне показывали позавчера. Что за мир ждет нас после победы.

Несу ноутбук. Нахожу нужную иконку, включаю.

Май сорок пятого. Знамя над Рейхстагом. Наши солдаты, радостные, у Бранденбургских ворот. В эшелоны – домой. Сожженные города и села, поля в запустении, разрушенные заводы, плотины, шахты. Вся страна, как большая стройка, встает из руин.

И американская «суперкрепость» над городом. Вспышка, ядерный гриб – оплавленные камни, выжженная земля. На куске стены – тени от испарившихся людей.

– Это что же, с нашими было? – спрашивает Котельников. – Они, сволочи, что, сразу нам войну объявили?

– Нет. Это Япония, города Хиросима и Нагасаки, август сорок пятого. Всего три месяца после нашей победы. В тех городах не было военных объектов – наши «союзники» просто хотели показать любому и нам, что будет с теми, кто посмеет с ними спорить.

Авианосцы у берегов Кореи – или Вьетнама? Десятки, сотни самолетов – кладут наземь «бомбовый ковер», сплошное море огня и дыма. Стреляют по берегу линкоры, подходят десантные суда, выбрасывают из трюмов танки. Тысячи солдат. Корабли в море, очень много кораблей – под звездно-полосатым флагом.

Всплывает подводная лодка. Открывается люк наверху непропорционально большой рубки, вылетает ракета с дымом и пламенем. Камера наезжает – и становится виден флаг на лодке, наш флаг. Еще лодки – уже другие, непривычно округлых очертаний – атомные. Пробив рубкой лед, такая лодка всплывает на Северном полюсе и поднимает там опять же наш флаг. Уже наши корабли на учениях. Скользят по волнам БПК «шестьдесят первые», с «Киева» взлетают «яки» – вертикалки. Снова подводные лодки – наши атомарины.

Если только и в самом деле НКВД. И какой-нибудь гений-изобретатель вроде Бекаури сумел бы убедить, да хоть Самого, в своей правоте. Наобещал столько, что получил «добро» строить по максимуму, причем в обход флота — а что, летуны рассказывали, что и ТБ-1 с ТБ-3 первоначально делались по заказу и инициативе не ВВС, а Остехбюро. Затем Бекаури вдруг оказался вредителем-троцкистом. Ну а если его втайне под замок, и дальше творить? Да и не один же он такой! Версия? Тоже, конечно, за уши притянуто, но лучше явного бреда, что строили на верфи английской, американской, чьей-то еще. Отчего тогда таких линкоров подводных в тех флотах нет? Ну а сказки про тайную постройку в бразильских джунглях — это по части горячечного бреда: те, кто об этом говорит, они хоть представляют, что такое судостроительная верфь, на которой можно построить, по сути, линкор?

А Федор Алексеевич, ну жук! Секретность, секретность, сам все поймешь — ну погоди, после выскажу тебе все, что думаю. Наконец-то — их дежурный идет. Повязка «рцы» на рукаве, сине-бело-синяя, как у нас.

Лезем сначала на «Шеер». Две шестидюймовки левого борта готовы к бою, развернуты и нацелены — часовой возле, кранцы первых выстрелов блестят, где-то, наверное, и расчет поблизости. А нацелены они — ну точно, куда пленных согнали, если вырвутся. Ну это вряд ли — уже если они отваги не проявили, когда были при оружии, так сейчас поздно пить боржоми!

Теперь вниз — на подлодку. Ну и размеры вблизи! А ведь при такой ширине осадка у нее меньше десяти, иначе бы не встала здесь, тут глубина меньше! Значит, не капля, а овал, сверху сплющено, с боков расширено — что целесообразно с точки зрения кораблестроения, лишь если надо вписать дополнительный объем, не увеличивая осадку. Они что, ЦГБ в борта вынесли, или тут еще что-то есть? А материал на корпусе — резина? Ай молодцы, ведь все звуки изнутри глушить будет хорошо, и о том подумали!

Труба вниз — ну, как у нас. А вот внутри — ничего себе!!

Что для подводника важнее всего? Конечно же свежий воздух и скорость! Оттого в лодке всегда очень затхло, и свет тусклый (чтобы аккумуляторы не разряжать). И теснота страшная — все время ходишь, пригибаясь. И всюду трубы, клапаны, вентили, манометры. А тут — ну прям как на «Наутилусе» Жюль Верна!

Нет, залов с картинами и фонтаном не было. Хотя были, как я узнал позже, баня и бассейн. Но меня при первом же взгляде поразили яркий электрический свет и чистый воздух. И вместо вентилей — лампочки, кнопки, рубильники, распредщиты. А надписи, маркировка — повсюду на русском! Тепло, даже жарко — все одеты очень легко, во что-то похожее на нашу «форму один», но синюю, а не белую. Трапы вверх, трапы вниз — несколько палуб на подлодке, непривычно!

Видяева приветствуют все — как своего. По мне лишь взглядами скользят: ну, пришел человек на лодку, значит надо так, если его дежурный сопровождает, командиру видней, не наше дело, пока не скажут. И что интересно, ни одной знакомой рожи! Хотя я в подплаве нашем знаю очень многих, и меня знают хорошо.

И разговор за спиной, странный очень. Когда люк межотсечный открывали, замешкались чуть — и двое сзади:

— С кем это наш?

— Героев знать надо. Помнишь, кораблик был, «Виктор Котельников»? Или списали его еще до тебя?

Это где и когда в мою честь корабль успели назвать? Да еще и списать после скольких-то лет службы? КОГДА? Ну, если это не шутки…

В кают-компании нас ждали. Старший майор ГБ, которого я видел еще в Полярном. И командир — назвался Лазарев Михаил Петрович, капитан первого ранга. Затем подошли еще двое, представились как старпом и командир БЧ-1. После взаимных представлений разговор плавно пытался свернуть в наезженное. Мне охотно отвечали про «атаку века» в норвежских фьордах, показали карты, схемы маневрирования. Интересные, однако, у них торпеды — чтоб вот так удачно попасть, с такой дистанции? Затем заговорили о прочем. Михаил Петрович признался, что он родом из Ленинграда. Причем оказалось, что он неплохо знал город, особенно Васильевский и Петроградку. Что мало вязалось с ролью «эмигранта»: в революцию ему было лет восемнадцать.

Чем дальше, тем яснее мне становилось — мои собеседники (старший майор участия в беседе почти не принимал, лишь слушал) не иностранцы, не эмигранты, а самые что ни на есть советские, хотя какие-то странные. Говорят, что дьявол, он в мелочах скрывается, так вот: слово «товарищ», которое господам офицерам обычно как серпом по одному месту, он произносил абсолютно естественно. Мне приходилось видеть «бывших» — хотя бы среди старых спецов и преподавателей в училище, — у них просто другой язык, разница была заметна. В то же время некоторые из слов Командира, вернее их значений, были мне просто непонятны.

Интересно, не из Севастополя ли он? Только в этом случае он мог командовать подлодкой, при этом будучи неизвестен ни на Балтике, ни на Севере. Черноморский флот больше других варился в собственном соку.

И когда он стал говорить что-то про абсолютно новый проект, постройку корабля в полной секретности — при этом на лице старшего майора мелькнула скука, будто сам он в это не верил, а Видяев отвернулся, знал, точно знал правду! — я не выдержал…

Капитан первого ранга Лазарев Михаил Петрович

Подводная лодка «Морской волк», час спустя.

Виктор Котельников показался мне похожим на Чкалова из одноименного, еще довоенного фильма. Если он и удивился поначалу интерьеру на борту «Воронежа», то виду не подал. После взаимных представлений и приветствия, мы сразу перешли к делу. Как я и ожидал, его интересовали наши атаки немецких кораблей у берегов Норвегии — на чужом опыте учиться спокойнее, чем на собственных ошибках. Я велел Санычу принести журнал с описанием маневрирования, нашего и немцев. По большому счету в тех эпизодах особой секретности не было — стреляли мы в пределах видимости, на дистанции большей, чем обычно принято здесь, но все же не запредельной — если бы у нас были лучшие торпеды этих времен, вроде японских «длинных копий», и американские приборы управления стрельбой (благодаря которым их субмарины в ту войну с дальней дистанции стреляли лучше, чем вблизи — исторический факт!), такая атака была бы вполне реальной; ну, может, шесть из шести целей мы не поразили бы, но одну-две полным залпом абсолютно реально.

Затем он спрашивал что-то про Ленинград — где учился в тридцатых. К счастью, я мог поддерживать и этот разговор, поскольку достаточно знал от отца, правда не про тридцатые, а про первые послевоенные годы; однако же разница вряд ли была велика.

Видяев скромно держался в стороне, товарищ старший майор также предпочитал больше слушать. Я видел, как на лице Котельникова периодически мелькают едва заметные недоумение, досада и даже недоверие. А затем он меня ошарашил:

— Товарищ капитан первого ранга, я не понимаю, зачем вы пытаетесь водить меня за нос. Ну вот ни за что не поверю, что вы эмигранты! В то, что такую лодку у нас могли построить тайно — верю с трудом, у вас же все новое, как в романах Беляева, оборудование такое просто обязано проходить обкатку на наших кораблях. А значит, что бы там ни изобрели, должен быть и опрос нас, флотских, на предмет пожеланий в использовании, дополнений и улучшений. А экипаж откуда набрали — ведь чтобы управляться с таким кораблем, выучка и тренировка нужна, дай бог! Даже если и нашли где-то опытных моряков, не может быть боеспособного корабля без слаживания команды в учебном выходе на полигон! То есть ну никак не могло вас тут быть без того, чтобы флотские не знали! У нас же не Балтфлот, а фактически флотилия — все знают всех, как в деревне! И что это вот могло тайно выходить из Молотовска через все Белое море, в океан, и чтобы никто не видел? А уж в команду такого корабля обязательно отобрали бы лучших в нашем подплаве. Секретность? — так помню, как наших вот так же в Испанию отправляли, знакомое дело. Я ж на флоте, что у нас, что на Балтике — считай, всех командиров знаю: и чтоб у вас из знакомых никого? Поневоле верить начинаешь тому, что в команде говорят: будто вы с Марса прилетели или из будущего провалились, как у Уэллса. Может, так оно и есть?

Как старший майор при этом взглянул на Видяева — это камни можно было сверлить! Федор Алексеевич лишь руками развел — вы что, я ничего!

— А если и так? — вдруг говорю я, и уже Кириллову: — Александр Михайлович! Седьмого февраля сорок третьего — понятно? Грех такого человека для нашего флота не сохранить.

Кириллов подумал и кивнул. Но дальше решительно взял инициативу в свои руки…

Да, авторы романов про попаданцев — вот никогда не считайте предков дурнее себя! Кто там говорил про футуршок? Историей техники поинтересуйтесь!

Ведь если вдуматься, 1940 год от 1920 отличался больше, чем, к примеру, 2010 от 1990-го! Авиация от «альбатросов», по сути этажерок, до «мессершмиттов» и «яков» — в сравнении с F-15, F-16, Миг-29, Су-27, стоящих в строю с конца восьмидесятых? Танки, от неуклюжих ромбовидных коробок до Т-34 — и поставьте рядом Т-72 и Т-90? Даже автомобили ЗиС-101 и «Эмка» отличаются от «антилоп гну» начала века все ж больше, чем «Лексус» от «копейки». Армейские радиостанции Первой мировой, едва вмещающиеся в пароконную повозку — и знаменитый «Северок» два кило веса, почти транзистор по нашей мерке, образца как раз сорок второго.

Можно сколько угодно говорить про «отсталость» и «неэффективность» социализма. Но вот интересно — с чего это, как исчез СССР, так сразу во всем мире затормозился научно-технический прогресс; кроме электроники, все сводилось к мелким улучшениям. Что принципиально нового появилось в мире после 1990-го — сотовые телефоны и энергосберегающие лампочки?

А ведь мечтали когда-то — «…еще бродили экспедиции в болотах Венеры, пробивались ракеты сквозь бушующую атмосферу Юпитера, и не была составлена карта Сатурна — а к звездам уже шли корабли, чтобы поднять алый флаг единого коммунистического человечества на неведомых планетах. Начало двадцать первого — легендарное и восхитительное время». Мечты шестидесятых!

И журналы «Техника — молодежи», собираемые еще моим отцом с пятидесятых. Оптимизм, радость жизни, вера в лучшее завтра, в торжество науки — как все это все уменьшалось, сходило на нет уже к восьмидесятым. Но тогда, в начале, верили безудержно в торжество науки вообще и советской в частности. «Нам нет преград на море и на суше, нам не страшны ни льды ни облака» — это ведь было в умах, в это верили, этого ожидали! И написанные в тридцатые годы романы Беляева, умершего от голода в оккупированном фашистами Пушкине, в январе сорок второго. Был у него, кстати, и какой-то про «телеуправляемую» войну, как сто человек, нажимая на кнопки, управляют тысячами самолетов и танков — такие теории про «кнопочные» фабрики, города, армии были тогда чертовски популярны. Так что Котельников не сильно удивился, увидев наш центральный пост: именно так это было описано в том романе.

Ну, построило НКВД самую крупную подлодку в мире, лодку-гигант. Эскизные объекты подводных дредноутов в двадцать тысяч тонн составлялись еще в конце Первой мировой. А в Молотовске, когда закладывали перед войной линкоры проекта 23, один из них (кажется, «Советскую Белоруссию») перезаложили якобы из-за брака. А если на самом деле вместо линкора достроили подлодку размером почти с линкор?

Так что «Волк» вплыл в реальность предков, как айсберг в Гренландском море: с плеском и шумом, но не вызвав особого удивления. Ну подлодка, большая, внешне необычная — и что? По ведомству госбезопасности — так есть дивизии НКВД, почему не быть лодке?

Слухи, конечно, ходили. И «щукари», успевшие пообщаться с экипажем «Воронежа», а также видевшие подъем его флага, чесали языками — разумеется, под большим секретом и только лучшим корешам. Беды в этом большой не было: представляю шпионское донесение «пьяный матрос в пивной хвастал, что к нам на помощь прибыли потомки из будущего» — ответом с большой вероятностью будет втык агенту с требованием пересылать проверенную и достоверную информацию, а не пьяный бред. Ну а байки — они и есть байки во все времена. Помните, у Твардовского:

Врывшись в землю с головой
Самокруткой грел ты душу,
Когда жахнула впервой —
И пошла играть «Катюша».
Кто-то слух пустил про Марс —
Мол, сговорено заранее.
И по немцам, мстя за нас —
Долбанули марсиане.
Иль открылся фронт второй.
А войска, секрета ради —
Под землей прошли дырой.
Да не спереди, а сзади.

Но кое-чего мы категорически предусмотреть не могли, ни я, человек в этом времени новый, ни Кириллов, пусть и опытный, но сухопутный. «Молодые» флоты, Северный и Тихоокеанский, сформированные всего-то в начале тридцатых, и десяти лет не будет, брали и кадры, и корабли с Балтфлота, который и сам в то время был стиснут до размеров Ленинграда и Кронштадта. А командир подводной лодки — профессия весьма специфическая, и все они в те годы обязательно знали друг друга, или хотя бы слышали такую фамилию, вращаясь в одной и той же среде, в одних и тех же местах. Черноморцы еще могли стоять особняком, но и то там тоже имелось достаточно знакомых. Короче, командиры-подводники в те годы были наподобие офицеров Императорского флота — все знали всех, или как минимум были наслышаны. И совершенно немыслимо, чтобы таким кораблем, как «Волк», командовал человек, никому не известный и никого не знающий из подводного братства. Путь до командира лодки долог — незаметно его не пройдешь. В то же время на спеца из «бывших» я явно не подхожу по возрасту. А доверять новый и секретный корабль лицу без опыта и выучки — это полный маразм; идиотов в НКВД все ж не водилось.

Так что если вспомнить слухи и попробовать отнестись к ним серьезно… Что выйдет в сухом остатке?

— Вы понимаете, Виктор Николаевич, что эти сведения — особой государственной важности? И составляют строжайшую государственную тайну?

— А вы на что намекаете, товарищ старший майор? Что я с этими сведениями к немцам побегу?

— Да нет, Виктор Николаевич, но вот скажете вы какому-нибудь лучшему другу без всякого умысла, тот еще кому-то под большим секретом… И в итоге будет, как у Пушкина в «Капитанской дочке» — «…никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями». Кстати, вы понимаете, что теперь ни в коем случае не должны будете попасть к немцам в плен живым? Так что простите, но подписку я с вас возьму по всей форме. И не надо мне говорить, как Федор Алексеевич, что нет у подводников плена! Только у меня аж двое их командиров сидят — этот Брода и еще радио с ТЩ-62, сдалась U-251 со всем экипажем, сейчас сюда ее на буксире волокут.

— А вы нас с фашистами не равняйте!

— Все мы люди-человеки, Виктор Николаевич. Броде этот, вон, уже на десять листов показаний наплел, все что знает и о чем не знает — а ведь к нему пока еще никаких мер воздействия не применяли. Вы представить можете, что будет, если про эту тайну узнают? И кстати, неизвестно еще, кто хуже — фрицы или наши заклятые союзнички. Михаил Петрович, раз Виктор Николаевич уже в посвященных, явочным порядком фильм ему покажите, который мне показывали позавчера. Что за мир ждет нас после победы.

Несу ноутбук. Нахожу нужную иконку, включаю.

Май сорок пятого. Знамя над Рейхстагом. Наши солдаты, радостные, у Бранденбургских ворот. В эшелоны — домой. Сожженные города и села, поля в запустении, разрушенные заводы, плотины, шахты. Вся страна, как большая стройка, встает из руин.

И американская «суперкрепость» над городом. Вспышка, ядерный гриб — оплавленные камни, выжженная земля. На куске стены — тени от испарившихся людей.

— Это что же, с нашими было? — спрашивает Котельников. — Они, сволочи, что, сразу нам войну объявили?

— Нет. Это Япония, города Хиросима и Нагасаки, август сорок пятого. Всего три месяца после нашей победы. В тех городах не было военных объектов — наши «союзники» просто хотели показать любому и нам, что будет с теми, кто посмеет с ними спорить.

Авианосцы у берегов Кореи — или Вьетнама? Десятки, сотни самолетов — кладут наземь «бомбовый ковер», сплошное море огня и дыма. Стреляют по берегу линкоры, подходят десантные суда, выбрасывают из трюмов танки. Тысячи солдат. Корабли в море, очень много кораблей — под звездно-полосатым флагом.

Всплывает подводная лодка. Открывается люк наверху непропорционально большой рубки, вылетает ракета с дымом и пламенем. Камера наезжает — и становится виден флаг на лодке, наш флаг. Еще лодки — уже другие, непривычно округлых очертаний — атомные. Пробив рубкой лед, такая лодка всплывает на Северном полюсе и поднимает там опять же наш флаг. Уже наши корабли на учениях. Скользят по волнам ВПК «шестьдесят первые», с «Киева» взлетают «яки»-вертикалки. Снова подводные лодки — наши атомарины.

Причалы за кормой — конец сеанса связи.
Уходим в глубину, за Родину свою.
Лишь твой портрет со мной — и долгий курс до базы.
Но знай, что под водою я сильней тебя люблю.
Поиск и патруль — для лодки цель святая.
Задача — в океане раствориться как мираж.
Боцман, крепче руль! И пусть противник знает,
Что в море вышел наш гвардейский экипаж!
Турбине — вперед, двести оборотов!
Впереди неизвестный кильватерный след.
За вражьей лодкой началась охота.
Она от нашей гвардии услышит вой торпед!
«Гепард» не подведет — он создан на «Севмаше».
Штурман, выдай пеленг! Боцман, курс держи!
Уходим мы под лед, чтоб спали дети наши.
И знали, что гвардейцы охраняют рубежи.
В отсеках тишина — лишь слышен свист касаток.
Ну что там впереди — лишь чуть слышны винты.
Акустик, на экран — что даст классификатор.
А аппараты все на «товсь» и ждут команды «пли».
Турбине — вперед, двести оборотов!
Впереди неизвестный кильватерный след.
За вражьей лодкой началась охота.
Она от нашей гвардии услышит вой торпед!
Ученья позади — а впереди заданье.
На берегу друзья, на берегу семья.
Надейся или жди — цепь встреч за расставаньем.
Такая жизнь подводника, любимая моя!
Турбине — впе